424. Альфред Кох: Прошел один год и пятьдесят восемь дней войны.
Прошел один год и пятьдесят восемь дней войны. На фронте все без изменений. В Бахмуте тяжело. Но это уже давно не новость. ISW второй день сообщает о том, что ВСУ севернее Херсона, в районе Антоновского моста, перешли на левый берег Днепра и закрепились там. Украинский Генштаб этого не подтверждает. Но и не то, чтобы отрицает. Короче - непонятка.
По мере того, как растет напряжение по поводу предстоящего украинского наступления, вполне понятная нервозность среди моих украинских читателей достигла такого уровня, когда им надо на меня (и на таких как я) ее выплеснуть. Такое в течении всего этого года уже несколько раз было. И я это воспринимаю как неизбежную часть той роли, которую я сам для себя выбрал.
Дорогие мои украинцы! Если наговорив мне кучу резкостей и обвинив меня во всех смертных грехах вы чувствуете какое-то облегчение, то не сдерживайте себя. Я буду только рад таким образом вам помочь. Право слово: мне это совершенно нетрудно - сносить ваши упреки. Я за многие годы бесконечных обвинений во всем подряд уже к этому привык. В этом смысле я очень хорошая мишень для такого рода нападок.
Если мне покажется, что кто-то переходит грань - я просто забаню его и все. Это у меня обычное дело. У меня нет задачи кому-то понравится или потрафить чьим-то вкусам и взглядам. За последнюю неделю мои посты стали почти в два раза меньше собирать лайков. А я ничего - пишу себе и в ус не дую.
Может это Фейсбук в очередной раз скурвился, может это т.н. “теневой бан”, когда посты того или иного автора автоматически не выдаются даже подписчикам и надо специально заходить на его страницу. Не знаю. Но пусть даже и действительно я становлюсь малоинтересным - что с того? Это же не повод прекратить писать мой “Дневник войны”. Я уже говорил, что я его, в основном, пишу для себя. И для людей близких мне по мироощущению. А таких не может быть много. А может быть может - но не у меня…
Строго говоря дневники и пишутся только для себя. И из того, что я его сделал публичным, вовсе не следует, что он должен стать чем-то другим, чем он есть: дневником, который ведет немолодой, видавший виды дядька, который давно уже живет в тихой, скучной европейской провинции.
И вот что я еще хотел сказать. Когда с человеком случается горе, например, умирает очень дорогой и близкий человек, то его друзья приходят к нему и говорят слова поддержки и сочувствия. Это называется “приносить соболезнования”.
И чаще всего, тому, кто понес эту потерю, кажется, что приносящие соболезнования друзья неискренни. Что они не могут до конца понять всю глубину его горя. Что они все это делают только лишь потому, что так принято, что это просто лицемерный ритуал, а на самом деле им глубоко наплевать на то, что у него умер хороший и родной человек…
Или даже если этим друзьям и знакомым не наплевать, то все равно: они не переживают это так же как он. Их эта смерть не так сильно трогает. Они лишь грустят и печалятся, а настоящее, глубокое горе и несчастье - лишь у него одного.
И вы знаете: этот человек прав. Конечно, нельзя пережить, например, горе матери, у которой погиб ребенок, так же как его переживает она. Мы лишь пытаемся поддержать ее, но глубины трагедии все равно до конца ощутить не сможем. Так устроено человечество. Единицы чужое горе переживают как свое. Основная масса людей не такие чувствительные.
И, наверное, это правильно. Если бы было иначе, то мы все находились бы в бесконечном трауре и не смогли дальше жить. Но потом настает момент, когда тот у кого уже давно была трагедия, приносит соболезнования другому своему товарищу, у которого она только что случилась. И уже этому человеку кажется, что тот не понимает всей глубины случившегося несчастья, что он лишь исполняет ритуал, а на самом деле не испытывает того горя, которого надо было бы испытывать в такой тяжелый момент…
И это тоже нормально. И глупо рассчитывать на то, что другие твое горе воспринимают как свое. Наверное, если рассуждать отвлеченно, то достаточно хотя бы того, что вот приходят, вот приносят соболезнования, предлагают помощь, а не злорадствуют, не глумятся над твоим горем, не хохочут тебе в глаза и не говорят на похоронах “таскать - не перетаскать!”.
Так и с этой войной. Разумеется, мы, живущие в сытой и мирной Европе люди, никогда до конца не поймем и не почувствуем себя в вашей шкуре. Но и с вашей стороны, наверное, было бы наивно на это рассчитывать. Вспомните: разве ваши чувства относительно войны в Грузии или в Сирии можно было сравнить с тем, что вы испытываете сейчас? Только не врите себе, что да. Вы и сами знаете, что нет.
И в этом нет ничего плохого. Так устроены все люди. Только святые способны на сопереживание чужому горю как своему. Но мы не святые. Во всяком случае я - точно. Поэтому я и не претендую на такое сопереживание. И когда вы меня упрекаете в том, что мне вас не понять - это совершенно справедливо. И нечего даже рассчитывать на это. Как умею - так и сочувствую. Как могу - так и сопереживаю.
Вообще, у нас, у советских людей, с эмпатией дела не очень хорошо обстоят. Отбор и закалка советских десятилетий сделал из нас монстров выживания и адаптивности. Мы разучились сочувствовать и помогать друг другу. Возможно, хоть эта война нас чему-то научит. Я, во всяком случае, стараюсь в себе это воспитать. Тяжело получается, со скрипом. Но, не обессудьте: я только учусь этому.
И не верьте тому, кто вам говорит, что он уже достиг просветления на уровне святого Франциска. Это и есть самый что ни на есть лицемер. Мы помним этих слезоточивых матерей терез, которые, собирая чужие деньги, выдавали себя за благотворителей, а теперь просто растворились в воздухе, когда их помощь украинским детям стала еще нужнее, чем прежде.
Поэтому вот вам мое сочувствие и моя солидарность. Какие есть - такие есть. Большего из меня все равно не выжать, как не выжать из жигуленка мощности огромного локомотива. Я невысокого мнения о своих душевных качествах. Я лишь на пути к тому, чтобы достигнуть в этом вопросе каких-то минимально приемлемых кондиций. И смогу ли я его пройти до конца - этого я и сам не знаю.
Но я буду продолжать писать свой дневник даже если у меня будет всего один читатель - это я сам. В этом я вижу свой долг и в этом мой путь. Мне так легче. И если вам легче ругаться на меня и обвинять меня в лицемерии - нет проблем. Ругайте. Это будет часть моего послушания. Но что бы вы про меня не думали, знайте: я вас очень люблю. И сильно за вас переживаю.
И я абсолютно уверен: наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами.
Слава Украине!
