Лифшиц Юрий Зиновьевич

1971-1977 гг. - Кубанский им. Красной Армии медицинский институт, лечебный факультет, г. Краснодар, Россия. Специальность: врач-лечебник

1977-1978 гг. - Врач-ординатор отделения хирургии печени и поджелудочной железы Киевского НИИ клинической и экспериментальной хирургии

1978-1981 гг. - Клиническая ординатура в Киевском НИИ клинической и экспериментальной хирургии

1981-1985 гг. - Младший научный сотрудник отделения хирургии печени и поджелудочной железы Киевский НИИ клинической и экспериментальной хирургии

1983 г. - Кандидатская диссертация «Выбор оптимального метода анастомоза с поджелудочной железой при резекции органа»

1984 г. - Лауреат премии Комсомола Украины за лучшую научную публикацию.

1985-1994 гг. - Старший научный сотрудник отделения хирургии печени и поджелудочной железы Киевский НИИ клинической и экспериментальной хирургии

1985 г. - Серебряная медаль ВДНХ СССР

1994-1997 гг. - Директор клиники «Биофармтех» на базе института Киевский НИИ клинической и экспериментальной хирургии

1994 г. - Докторская диссертация «Панкрeатодуоденальная резекция при хирургическом лечении воспалительных и опухолевых заболеваний поджелудочной железы». Подтверждена в Германии в 2002 г.

1998 г. - февраль-июль Академический курс немецкого языка ASG Bildungsforum in Düsseldorf, Германия

1998 г. - Практика в отделении хирургии брюшных органов городской больницы г.Solingen, Германия, chef. Professor. Dr. med. M.Maer

1999-2000 гг. - Врач-ординатор отделения хирургии брюшных органов, общей хирургии и травматологии St.LukasßKlinik, Solingen,Германия chef.Professor. Dr. med. H.Wolter

2000-2004 гг. - Врач-ординатор хирургической клиники грудной и сердечно-сосудистой хирургии, г. Duisburg, Германия. Chef. Professor. Dr. med. Arno Krian

2004-2006 гг. - Врач-ординатор отделения хирургии PAN-Klinik, Köln, Германия, chef.Professor Dr. Med. T.Schmidt

Опубликовано 110 научных работ в отечественных и зарубежных изданиях. Принимал участие в более 70 международных хирургических конгрессах.

Источник

Отец - хирург Зиновий Лифшиц

Мама - врач-терапевт Роза Марковна Лифшиц

Жена - Ольга

Дочь - Марина

Зять - Эрих

Внуки - Аран и Аня

Выдающийся хирург, доктор медицинских наук Юрий ЛИФШИЦ: «Украинка, у которой после лечения в Германии опухоль практически исчезла, сказала мне два с половиной года спустя: «Я здорова» — и тихо добавила: «Но никого из тех, с кем лежала в одной из онкологических клиник Киева, уже нет в живых...»

ДМИТРИЙ ГОРДОН. «БУЛЬВАР ГОРДОНА» 4 АВГУСТА, 2011 00:00

Отныне все разуверившиеся в уверенно отдающей концы отечественной медицине смогут обследоваться и лечиться в лучшей с точки зрения развития медицины стране мира — Германии

Дмитрий ГОРДОН

В начале 90-х, впервые оказавшись в Соединенных Штатах Америки, я поразился: мало того что вокруг множество пожилых людей (и мужчин тоже, хотя у нас мужчин преклонных лет увидишь редко), мало того что они ухожены, хорошо выглядят, элегантно одеты, так еще и они — эти наманикюренные 90-летние розовощекие старушки с великолепными, подогнанными один к одному зубами ездят по хайвеям за рулем собственных автомобилей. Я задумался, почему же в нашей стране многие мужчины не доживают и до 60-ти? Почему те, кому за 70, еле ходят — беззубые и нелеченные? Тогда — по инерции из советских времен — у нас еще были, пусть и в небольшом количестве, высококлассные специалисты-врачи, но потом их становилось все меньше и меньше. Лучшие, состарившись, умирали, те, кто помоложе, становились бизнесменами или, разочарованные новыми реалиями, массово уезжали на Запад. На смену им пришли дети лихих 90-х — недоученные, поступившие в мединституты по блату, с помощью шпаргалок и взяток педагогам их окончившие. Эта проблема будет вставать все острее с каждым днем, потому что мы не имеем не только высокопрофессиональных врачей, сестер, санитарок, но и квалифицированных токарей, слесарей, строителей, учителей, работников сферы обслуживания. Вокруг полный непрофессионализм, упадок, развал вообще всего и медицины в частности. Государство просто обрекает людей умирать, и если у тебя нет денег, ты вообще никому не нужен, а если же есть — их буквально высосут, но никто не гарантирует, что помощь будет действенной, а лечение окажется успешным... Поэтому все больше людей хотят лечиться в Германии, где медицина достигла высочайшего расцвета. Выше просто не придумано ничего: самые перспективные научные разработки, современнейшая, обновляемая через два-три года аппаратура, прекрасно натренированные врачи, которые стоят на потоке, то есть оперируют не один раз в месяц, как многие наши, а четыре-пять — в день, колоссальные вложения в отрасль, причем не только государственные. Исходя из того, что ни я, ни мои близкие зачастую не могут получить квалифицированную медицинскую помощь в Украине (даже в Киеве, не говоря о районных больницах), я решил проложить дорогу в лучшие клиники Германии людям, которые хотят сделать там достоверное обследование, узнать точный диагноз, получить адекватное лечение, или действенную реабилитацию, или все это вместе. Наша, украинская, фирма заключила с ведущими немецкими клиниками и специалистами эксклюзивный договор о том, что мы будем направлять к ним больных из Киева, Харькова, Одессы — со всей Украины. Доставку обеспечиваем, что называется, под ключ: берем на себя получение визы, приобретение авиабилетов, трансферы, бронируем отели для сопровождающих или пациентов, которые лечатся амбулаторно, предоставляем переводчиков... Тактику и стратегию лечения мы предварительно согласовываем с руководителями ведущих клиник Германии, чтобы подобрать для каждого нашего больного не только нужное именно ему медицинское учреждение, но и наиболее подходящего при данной проблеме специалиста и самое оптимальное соотношение цены и качества услуг. В наиболее сложных случаях больных лично консультирует выдающийся хирург, любимый ученик великого академика Шалимова, доктор медицинских наук Юрий Зиновьевич Лифшиц. 21 год он проработал в Киевском институте экспериментальной хирургии и трансплантологии, потом 14 лет — в нескольких лучших клиниках Германии, досконально изучил систему немецкой медицины и точно знает, чем она столь разительно отличается от украинской...

Дмитрий ГОРДОН

«ВО ФРАЙБУРГЕ С ЕГО 200-ТЫСЯЧНЫМ НАСЕЛЕНИЕМ УНИВЕРСИТЕТСКАЯ КЛИНИКА ИМЕЕТ БЮДЖЕТ 350 МИЛЛИОНОВ ЕВРО В ГОД - ПЯТАЯ ЧАСТЬ ЭТИХ ДЕНЕГ ИДЕТ НА РАЗВИТИЕ НАУКИ»

- Юрий Зиновьевич, в 2010-м Украина оказалась на третьем месте после Германии и России по покупке элитных немецких автомобилей, но по медицине мы едва ли не самые бедные в Европе...

- Мой друг, немецкий профессор, которого я недавно возил по Киеву, увидев, как на Европейской площади «порше» столкнулся с «лексусом», очень удивился - у него на родине две машины такого класса редко оказываются даже просто рядом. Он также не мог понять, почему у нас в ресторанах царит непомерная роскошь, а больницы - нищие. Попросил показать ему какую-нибудь государственную клинику, я пытался договориться с главврачами нескольких, те боялись: за визит медика-иностранца начальство по головке не погладит. Еле-еле согласился заведующий медсанчастью одного из столичных заводов: мол, давайте в пятницу вечером - после четырех уеду, тогда все и посмотрите.

Оперирует Юрий Лифшиц

Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА

Когда мы пришли, дверь была закрыта на швабру. Внутри санитарка гремела ведром, драя полы. У меня с ней начались переговоры через дверь. Вернее, нянька буркнула: «Нiчого не знаю». Я понял: если зайдем туда, будет «полный капец». Пришлось сказать профессору, что больница в выходные дни не работает. Коллега растерялся и занервничал: у них в любое время дня и ночи «скорая» въезжает прямо в здание, чтобы не терять ни секунды, а вертолеты санитарной авиации садятся на крыши клиник, откуда лифт доставляет пациента в операционную.

- У Бориса Тодурова в Киевском институте сердца тоже ждет своего часа вертолетная площадка, но разрешения на полеты нет...

- Зато некоторые летают в магазин за покупками - такая страна... Тодуров рассказывал, что на содержание одного больного у них в кардиологической реанимации из бюджета выделяется примерно 50 долларов в сутки, а в аналогичном отделении подобной немецкой клиники на каждого тратят около 1200 евро.

- Поэтому к нам и относятся, как к папуасам. Даже если в Украине и есть золотые руки, то редко встречаются современная аппаратура и качественный уход после операции...

- Украинские медики тоже имеют уникальные достижения - в Институте экспериментальной хирургии и трансплантологии имени Шалимова, например, впервые в мире разработана и внедрена сварка тканей. Хотя сама система украинского здравоохранения производит тягостное впечатление. Импортную медтехнику и препараты приходится ждать месяцами, а то и годами. Пока их регистрируют, завозят, разбираются с таможней, осваивают, за рубежом уже используют новую генерацию оборудования и свежие наработки фармацевтики.

Вакуум-терапия еще с 1990 года является золотым стандартом лечения ран, осложненного панкреатита и перитонита (при разлитых перитонитах она снижает смертность на 30 процентов, то есть шесть из каждых 10 больных выживают). Увы, в Украине метод не применяется: его регистрация длилась три года, а потом фирма-производитель оборудования заявила, что в связи с коррупционными схемами на бывшем постсоветском пространстве она не хочет выходить на этот рынок.

Помню, когда Союз только распался, один бизнесмен предложил: «Того, кто ввозит в Украину новое оборудование, нужно не пошлинами давить, а на таможне поощрять стаканом самогонки с куском сала».

Сегодня во Фрайбурге с его 200-тысячным населением (примерно как в Луцке или Тернополе) университетская клиника имеет бюджет 350 миллионов евро в год. Пятая часть этих денег - 70 миллионов! - идет на развитие науки.

- Причем наука не оторвана от жизни, как мы привыкли видеть у нас...

- В крупной фирме по производству медицинского оборудования, где работает мой молодой знакомый, все сотрудники ежегодно должны делать краткие презентации своих свежих идей. Года четыре назад он придумал ставить датчики в кардиостенты, которые вводят в сосуды сердца при лечении инфарктов (их диаметр - около двух миллиметров). Миниатюрные приборы сообщают на мобильный телефон больного данные о вязкости его крови, о том, не опасно ли сужен просвет сосуда. Руководству фирмы идея понравилась. За короткий срок (внедрение подобного новшества, как правило, длится лет 10-15) были проведены тесты на животных, сейчас предстоят клинические испытания на людях, а парень в 30 лет стал руководителем целого подразделения, которое проводит эти работы.

Под сильного специалиста немцы формируют всю базу. Когда моего большого друга, профессора-хирурга, пригласили возглавить новую хирургическую клинку, он предоставил список необходимого оборудования на 12 миллионов евро. Свои требования обосновал убедительно: «Если солист национального симфонического оркестра играет не на дешевом электророяле, а на Steinway, то и медицинский ас должен иметь достойный его инструмент».

Все приобрели. Сейчас объединение, которым он руководит, состоит из шести клиник. В прошлом году, когда мы с ним были на конгрессе, рассказал мне об идее абсолютно новой операции, инструментов для которой тогда не существовало. На стенде «Эскулапа» мы встретились с представителями этого крупнейшего производителя медоборудования, они вызвали инженера, техника и тут же подписали контракт. В нынешнем мае на своем 50-летнем юбилее профессор доложил, что уже сделал более 200 операций с использованием своего метода.

«ЛЮБОМУ НЕМЕЦКОМУ ВРАЧУ РАЗ В ТРИ МЕСЯЦА НУЖНО ПРОЙТИ СТАЖИРОВКУ, ПРИЧЕМ ПОВЫШЕНИЕ КВАЛИФИКАЦИИ ОПЛАЧИВАЕТСЯ ИЗ СВОЕГО КАРМАНА»

- Недавно стало известно, что благодаря поправкам к госбюджету, принятым Верховной Радой, до конца нынешнего года зарплата отечественного хирурга увеличится аж на 359 гривен - цифру называть просто стыдно...

- Конечно, сравнивать оплату труда медиков в Украине и Германии некорректно. Впрочем, у немецких врачей не только достойные гонорары, но и совершенно другая интенсивность работы, иные требования к квалификации. При всей любви к хирургии я первое время чуть не плакал - пока не втянулся, в перерывах ложился на пол в туалете, чтобы разгрузить спину. Первая операция начиналась в семь утра (мой дом в 79 километрах от клиники, так что выезжать приходилось в пять), последняя могла закончиться в 10 вечера. И так - семь дней в неделю.

Многие мои коллеги, чтобы не тратить время и силы на переезды, до самых выходных живут в отеле при больнице. Тем не менее, согласно социологическому опросу, практически все немецкие хирурги выбрали бы свою специализацию вновь, если бы можно было начать жизнь сначала. Хотя 95 процентов из них признаются: мол, у них нет почти никакой личной жизни. В немецком языке само слово «больница» («кранкенхаус») образовано из двух частей: «кранкен» - больной, «хаус» - дом. То есть дом для больных, но когда хирург на вопрос коллеги: «Ты куда?» - отвечает: «На хаус», он имеет в виду, что оправляется не домой, а на работу.

- Я видел: в Германии медперсонал вышколен так, что, кажется, переверни герра доктора на голову, он прооперирует так же, как если бы стоял на ногах. Что это - недосягаемая здесь, у нас, профессиональная культура?

- И общая (много ли наших соотечественников в повседневной жизни едят ножом и вилкой?), а еще превосходная школа, постоянное повышение квалификации. Каждый год любой специалист должен набрать определенную сумму баллов и подать документы в Федеральную врачебную палату. Рядовому врачу нужно раз в три месяца пройти какую-нибудь стажировку, обладателю научных званий - выступить с докладом. Естественно, повышение квалификации оплачивается из своего кармана. Поэтому, когда один украинский профессор, с которым мы были в Германии на научной конференции, поинтересовался у немецкого коллеги подробностями наработок, тот обратился ко мне: «Чтобы найти ответ на его вопрос, я потратил очень много времени и денег. Переведи ему, пожалуйста».

Осваивая лапароскопическую хирургию, врачи сначала имитируют движения на компьютерных тренажерах, которые стоят около 40-50 тысяч евро, потом прорабатывают все этапы на муляжах, затем - на животных. Наконец, ассистируют хирургам во время операций, прежде чем им доверят самостоятельную работу. Где такие курсы в Украине? Наверное, каждый учится на собственных ошибках...

- Знаю, что в цивилизованной стране врач никогда не произнесет о коллеге ни одного недоброго слова, даже если тот трижды не прав...

- Ничего удивительного, ведь это - непреложный закон врачебной этики. При мне немецкий специалист сказал приехавшему к нему на консультацию больному, изучив схему терапии, использованную в Украине: «Вас лечили правильно, но неинтеллигентно. Я бы посоветовал действовать иначе - процентов на 90».

Увы, подобная ситуация - не исключение. Мой старый знакомый несколько месяцев назад буквально погибал в одной из самых оснащенных украинских клиник - от кровотечения, источник которого выявить не удавалось. Дело в том, что язву желудка можно увидеть, введя зонд через пищевод, кишечник исследуют ректально, но около трех его метров - слепые для стандартных эндоскопических манипуляций. Поэтому существует методика, при которой больной глотает капсулу с миниатюрной камерой: периодически включаясь в кишечнике, она выходит через прямую кишку, и врачи анализируют полученные с ее помощью изображения. Тому пациенту сначала дали выпить сульфат бария, используемый при рентгеноскопии (вещество, замазывая все внутри, как краска, выделятся из организма почти полмесяца), а на следующий день запланировали исследование с капсулой. Где логика?!

Хорошо, что он решил со мной посоветоваться. Я пояснил, какой алгоритм исследования применяется в подобных случаях в Германии: важно не только найти источник кровотечения, но и владеть технологией его ликвидации в слепом участке кишечника.

Выяснилось, что ни в достаточно оснащенной клинике, где он лежал, ни во всей Украине ничего подобного пока не практикуют. Поэтому я посоветовал ему обратиться к моему другу в немецкую клинику. Там все сделали по стандарту: обнаружили и тут же устранили проблему с помощью аргонового лазера. Теперь он мне периодически звонит, интересуется, что с ним будет дальше. Отвечаю: «Твой диагноз - «здоров».

- Здесь людей нередко пытаются спасать от неправильно диагностированных болезней...

- Недавно киевские специалисты обнаружили опухоль простаты у 70-летнего родственника известного политика. Пожилому человеку, перенесшему инсульт, в Украине предстояла бы сложная операция. Для уточнения диагноза его отправили в Эркеленц, а там определили, что у него просто возрастные изменения. Назначили гомеопатические препараты - все обошлось благополучно.

- Такие ошибки ведь случаются и в России, где, как у нас, популярна поговорка: «Даром лечиться - лечиться даром»...

- Как-то мой студенческий товарищ из Хабаровска направил в немецкую клинику, где я тогда работал, своего земляка. Тот приехал уже с готовыми снимками - дальневосточные медики нашли у него сложное сужение сонной артерии, которое требовало немедленного хирургического вмешательства.

В день назначенной операции мы с этим 60-летним россиянином прохаживались в коридоре и случайно столкнулись со специалистом по УЗИ, поляком, учившим русский и любившим при малейшей возможности перекинуться парой слов на языке Пушкина и Блока.

Стоять без дела под кабинетом нельзя, поэтому он предложил: «Давайте пока сделаю ультразвуковое исследование, которое лишним не бывает, а во время процедуры поговорим». Через минуту узист отвел взгляд от экрана аппарата и воскликнул по-немецки: «Зачем операция?! Сонная артерия полностью проходима». Человек, зря проделавший путь в тысячи километров, не знал - плакать ему или смеяться...

«ЕЩЕ В АПРЕЛЕ О НОВЕЙШЕМ МЕТОДЕ, УМЕНЬШАЮЩЕМ ПОТРЕБНОСТЬ В ХИМИОТЕРАПЕВТИЧЕСКИХ ПРЕПАРАТАХ НА 50-70 ПРОЦЕНТОВ В УНИВЕРСИТЕТСКОЙ КЛИНИКЕ БОННА НИЧЕГО НЕ СЛЫШАЛИ. В МАЕ УЖЕ КУПИЛИ ТРИ ТАКИХ АППАРАТА»

- В наши дни от онкологических заболеваний страдает все больше людей. Услышав диагноз, они часто впадают в отчаяние и депрессию, опускают руки...

- К сожалению, высокие технологии, наличие профессионалов и оборудованного лечебного цикла - все еще редкое для Украины сочетание. Поэтому в кулуарах конгресса, недавно проходившего в Киеве, лейтмотивом звучал вопрос: «Как жить, если нет денег, лекарств, актуальных методик?». Даже врачи не понимают целесообразности внедрения страховой медицины.

Только крупные частные клиники в состоянии приобретать новинки, появившиеся на рынке, - например, «Борис» прямо на медицинской выставке в Германии купил аппарат, который суммирует результаты МРТ и УЗИ, давая объемное изображение больного органа и фиксируя координаты метастазов. Навигатор под полным контролем электроники ловит опухоль в прицел, позволяя ее уничтожить или при необходимости взять на исследование.

В ноябре прошлого года на такой же выставке я узнал о методе гипертермии: пациента с онкологическим заболеванием нагревают в специальной камере до 42 градусов - потребность в химиотерапевтических препаратах уменьшается на 50-70 процентов при том же результате. В нынешнем апреле на научном форуме я общался с коллегой из университетской клиники Бонна, который тогда еще ничего не слышал о гипертермии. Уже в мае он позвонил и сказал, что их руководство купило три аппарата. А в обычной больнице Дюссельдорфа действуют четыре такие установки, так что небольшие частные клиники иногда даже опережают крупные медцентры.

- Диагноз «рак» больше не означает обреченность?

- Современные методы - новый хирургический подход, препараты последнего поколения, технологии воздействия на опухолевую клетку - значительно продлевают человеку жизнь, улучшают ее качество, переводят недуг в хроническое стабильное состояние. Онкобольной чувствует себя спокойно и защищенно.

Два с половиной года назад пациентке со злокачественной опухолью молочной железы я порекомендовал знакомого немецкого специалиста. Новообразование у нее было большим - шесть сантиметров. Все украинские онкологи, к которым она обращалась, были единодушны: нужно полностью удалять пораженную железу, причем немедленно.

Женщина решила лечиться в Германии, но была ограничена в средствах, поэтому деньги для нее собирала вся родня. Приехав, стала настаивать, чтобы немецкие врачи как можно скорее убрали ей грудь (боялась, что собранной суммы не хватит на длительное пребывание в клинике).

Но специалисты настояли на изменении тактики лечения: удачно подобрали препараты (после нескольких циклов терапии опухоль практически исчезла), потом сделали щадящее хирургическое вмешательство. На днях та пациентка позвонила мне и сказала: «Вернулась после контрольного обследования - все в порядке. Конечно, нужно наблюдаться и дальше, но я здорова». И тихо добавила: «Никого из тех, с кем я лежала в одной из киевских онкологических клиник, уже нет в живых»...

- Поражает, что в клиниках Германии палат немного. Когда я спросил, почему, специалисты пояснили: «Если после сложнейших операций пациенты задерживаются в больничных стенах, имеем вопросы к хирургам. Все должно заживать быстро»...

- Там пациент выписывается из стационара, но не теряется. Малейшая проблема, и он сразу возвращается обратно. Точнее сказать, передается из рук в руки: диагностика, хирургия или терапия, реабилитация - замкнутый круг с одними и теми же специалистами (в Украине трудно представить себе настолько контролируемую преемственность). Существует тщательно отработанная система эвакуации больных с использованием всех транспортных средств, включая реанимобиль и вертолет. Об этом на своем опыте знают те, кто получил травмы на горных курортах Европы.

- Сначала меня очень удивило, что в немецкой медицине нет понятия «периферия» - лучшие клиники находятся не обязательно в Берлине, Бонне или Гамбурге...

- На мой взгляд, большая ошибка - искать самый крупный медицинский центр, где настоящий конвейер, лечение обходится дороже, известных всему миру профессоров практически невозможно увидеть, ведь их день расписан по минутам. Я работал в университетской клинике в Дуйсбурге и знаю, что одна бригада оперирует, другая выхаживает больных, шеф же - не только медик, но и администратор, политик.

В таких медучреждениях целесообразнее лечиться, только если там эксклюзивно владеют редкой технологией (часто - в стадии апробации), а ваш случай очень сложный, требующий вмешательства нескольких специалистов разного профиля. Во всех других ситуациях любая стандартизованная больница - окружная, городская, частная - выполняет то же самое, но с большим индивидуальным подходом к пациенту.

- Национальные черты характера немцев - аккуратность, педантичность, трудолюбие, четкость, организованность - в медицине очень востребованы...

- Определяя, где больному помогут лучше всего, нужно, во-первых, знать возможности страны, во-вторых, особенность местных клиник, в-третьих, что вообще в этом направлении делается теоретически. Больница может находиться в крохотном городке, при этом ее специалисты владеют нужными методиками в полном объеме, врачи, особенно хирурги, имеют огромный практический опыт.

Да и многие светила в зрелые годы устраиваются туда - нет мясорубки, обстановка почти семейная. Когда в больницу Эркеленца с населением около 50 тысяч человек (практически как в Жмеринке) из крупнейшей университетской клиники приехала известный врач, для нее оборудовали самую современную лабораторию. Сейчас там один из ведущих европейских центров по лечению сердечных аритмий.

- Клиник в Германии около двух тысяч, все они тестируются по нескольким параметрам: квалификация врачей, медсестер, технического персонала, качество оборудования, менеджмент учреждения...

- Медицинский менеджмент я изучал несколько лет- это очень интересная и сложная наука, помогающая рациональнее связать функции различных специалистов.

Немцев с их дотошностью можно назвать чемпионами мира по логистике, требования которой учитываются на этапе планировки и строительства больниц и оказываются очень полезными при эксплуатации. Даже в самых крупных медицинских центрах нет ни суеты, ни очередей.

«КАЧЕСТВО ЛЕЧЕНИЯ ОДИНАКОВО ДЛЯ ЛЮБОГО БОЛЬНОГО - ТАК НАЗЫВАЕМЫЙ НЕМЕЦКИЙ СТАНДАРТ»

- Особо важен правильный выбор не только клиники, но и конкретного специалиста...

- В любой, даже самой современной медицине, основополагающую роль играет человеческий фактор и тоже можно попасть не на ту орбиту.

Я всегда советую: решились ехать на лечение за границу - отправляйтесь туда, где есть человек, который знает медицинскую кухню изнутри. Иначе просто потеряетесь. Не стоит искать посредников в интернете - большинство из них, мало понимая медицину, механически стыкуя клинику с пациентом, могут завести его в тупик.

- Изучив квалификацию специалистов в Баварии, Саксонии, Тюрингии и других федеральных землях, среди огромного количества медицинских учреждений я отобрал те, где врачи не просто владеют технологией, но и относятся к пациентам по-человечески, а цены наиболее доступны. Я говорил с шефами этих клиник, они пообещали лично проводить лечебный процесс, курировать все его этапы. Это - медицинская часть вопроса, а из чего складывается финансовая?

- Окончательная сумма неизвестна даже врачу - в бухгалтерии суммируют баллы, которые пациенту насчитывают в зависимости от возраста, сопутствующих заболеваний, необходимости дополнительных обследований.

В разных клиниках одна и та же технология, но стоимость услуг для иностранцев может отличаться в несколько раз. Она состоит из цены на диагностику, лечение, пребывание в реанимации или обычной палате, врачебных гонораров, которые значительно варьируют в зависимости от вида лечебного учреждения, квалификации, титулов и званий врача.

В этом году один больной советовался со мной, где лучше заменить коленный сустав. Я обратился к своим знакомым в разные немецкие клиники, занимающиеся этой проблемой. Цена варьировала от 18 до 22 тысяч евро. Потом выяснилось, что пациенту сделали операцию в Киеве примерно за пять тысяч. Но разве реально купить в Украине новый «мерседес» в четыре раза дешевле, чем в Германии?

- Кроме профильных больниц, в Германии отличные реоклиники...

- Сейчас в отделениях ортопедии пациента держат не больше недели после операции, потом - реоклиника, где сутки пребывания стоят значительно дешевле, чем в хирургическом стационаре. Там выздоравливающего ставят на ноги с помощью всевозможных тренажеров, массажей, занятий в бассейне.

Реабилитация выделилась в отдельную науку. Ежегодно в Дюссельдорфе проходит самая большая в Европе медицинская выставка «Медика», которую я непременно посещаю, ведь живу неподалеку. Удивительно, что при всем изобилии экспонатов в прошлом году самым посещаемым, по данным организаторов, был стенд, на котором выставлялось английское физиотерапевтическое устройство - аквариум с беговой дорожкой на дне.

Пациент передвигается в воде, а врач с помощью сложных компьютерных программ контролирует на мониторе и корректирует динамику его движений. Это напомнило мне одну прочитанную историю: в конце позапрошлого века на Всемирной выставке достижений в Париже было представлено радио, одновременно изобретенное Поповым и Маркони, но на него никто не обратил внимания. Золотую медаль получил салат оливье.

- Не секрет, что в иностранном медицинском туризме немцы выделили особую группу - пациентов из арабских стран и новых русских, к которым причисляют наших земляков. Им нужен люкс, обставленный дизайнерской мебелью, питание из ресторана с авторской кухней...

- Конечно, капризы удовлетворяют, но за непомерную цену. Люкс стоит дополнительных денег, но качество лечения одинаково для любого пациента - так называемый немецкий стандарт. Отличаются только бытовые условия.

Когда я работал в Германии, ко мне за советом обратились друзья молодого киевлянина, страдающего гемофилией (врожденным заболеванием крови, при котором она не сворачивается). Парень получил травму, почка начала кровить, проблему решить не могли. Хирурги крупнейшей столичной клиники, куда его устроили, говорили гематологам: «Боритесь с гемофилией, иначе мы не сможем оперировать». Те возражали: «Сначала вы сделайте операцию и остановите кровотечение». Образовался замкнутый круг.

Больному становилось все хуже. Когда ночью его доставили в немецкую больницу - обычную, совершенно среднюю, - дежурная бригада сделала ангиографию сосудов, установила источник кровотечения и запломбировала пораженный сосуд в почке. Через два дня парень был здоров. Его спонсоры без пользы потратили в Украине около 30 тысяч долларов, а в Германии за 14 тысяч евро врачи очень быстро достигли положительного результата.

«ВЕСЬ ВРАЧЕБНЫЙ ПЕРСОНАЛ КАРДИОЦЕНТРА ДУЙСБУРГА - 104 ВРАЧА, НО ТАМ ЕЖЕГОДНО ДЕЛАЮТ БОЛЕЕ ЧЕТЫРЕХ С ПОЛОВИНОЙ ТЫСЯЧ ОПЕРАЦИЙ НА ОТКРЫТОМ СЕРДЦЕ: ИНТЕНСИВНОСТЬ РАБОТЫ В ЧЕТЫРЕ-ПЯТЬ РАЗ ВЫШЕ, ЧЕМ В ЛЮБОЙ АНАЛОГИЧНОЙ УКРАИНСКОЙ КЛИНИКЕ»

- С тех пор как Жванецкий написал: «...по формуле СН3СОС2Н5 плюс метилхлотилгидрат на пару - не помогает, а точно такая же ихняя сволочь эту бациллу берет», ситуация в нашей стране только усугубилась...

- Признаюсь, перед нашим интервью я обзвонил несколько пациентов, которых оперировал в Германии, и спросил: если бы опять пришлось выбирать, где лечиться, действовали бы точно так же? Все, как один, сказали: «Конечно. Там была уверенность - сделают все, на что только способна современная медицина. Профессионально, в полном объеме, не нужно робко стучаться к какому-нибудь «самому крутому профессору». Не только лечат, но и вылечивают».

В Германии, например, имеется 12-15 препаратов для остановки желудочного кровотечения при помощи эндоскопа. В Украине, кажется, зарегистрирован только один. При мне один из коллег уверял, что немецкий консервативный метод, при котором лекарство вводится через эндоскоп, неэффективен: мол, нужно обязательно делать операцию. Да, хирургическое вмешательство необходимо, если иначе остановить кровотечение врач не может. Но он ведь не использовал возможности еще, как минимум, десятка применяемых для этого средств! Я спросил: «Вы настаиваете исключительно на операциях, потому что нет нужных лекарств?». В ответ услышал: «А что можем сделать?!».

В советское время были такие глыбы, как Александр Шалимов, Николай Амосов, - они ходили к высокому начальству, доказывали, добивались результатов...

- Ваш отец и Александр Алексеевич ведь учились в одной группе?

- Кубанский имени Красной Армии медицинский институт они окончили в 1941-м, за 10 дней до начала войны. Шалимова распределили в Читу, папу - в Якутию. Потом отец вернулся в Краснодар, стал главврачом больницы, профессором. Раз в пять лет однокурсники собирались на встречу выпускников.

Как-то Шалимов привез хирургический атлас, где на последней странице был изображен макет строящегося в Киеве института: гостиница, блоки, переходы по тем временам выглядели футуристически. Я, выпускник того же Кубанского института, был впечатлен - в аспирантуру решил ехать только к Шалимову, после защиты остался в отделении хирургии печени и поджелудочной железы.

- Как-то вы признались, что вам фантастически везло с учителями...

- Причем всю жизнь. Под руководством Шалимова я работал с профессором Владимиром Земсковым, который пришел из Института онкологии и оперировал буквально все: молочную железу, желудок, почки, мочевой пузырь. В 1998 году на первом же месте работы в Германии я попал в отделение хирургии брюшных органов городской больницы Золингена к профессору Хансу Майеру (сейчас он - президент Немецкого общества общей и абдоминальной хирургии). Перешел в клинику грудной и сердечно-сосудистой хирургии Дуйсбурга, а там шеф - профессор Арно Криан, президент Немецкого общества кардиохирургов.

Весь врачебный персонал этого кардиоцентра - 104 врача, но там ежегодно делают более четырех с половиной тысяч операций на открытом сердце. Интенсивность работы в четыре-пять раз выше, чем в любой аналогичной украинской клинике. Потом я оказался в PAN-Klinik - университетской клинике Кельна, где практикует профессор Шмидт - один из основоположников лапароскопической онкогинекологии (кстати, Кельн считается столицей медицинского туризма Германии).

Четыре года назад я привез Шмидта в Киев и асситировал ему при радикальной лапароскопической операции у пациентки с онкологическим заболеванием - через разрезы чуть больше сантиметра ей удалили матку и лимфоузлы. В Германии такая операция - стандарт, киевские же специалисты в то время не могли поверить, что подобное возможно. Тем не менее та женщина живет, и периодический контроль показывает, что она здорова...

Источник: https://bulvar.com.ua/gazeta/archive/s31_64834/6998.html

ЮРИЙ ЛИФШИЦ: «НЕ ДУМАЙ, ЧТО УМНЕЕ ВСЕХ. ВСЕГДА НАЙДЕТСЯ УМНЕЕ»

МИХАИЛ ФРЕНКЕЛЬ | НОМЕР: 02/326 ФЕВРАЛЬ 2020

ЮРИЙ ЛИФШИЦ«Я направляю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всяческого вреда и несправедливости. … Чисто и непорочно буду я проводить свою жизнь и свое искусство».

Это слова из Клятвы Гиппократа. Ее дают выпускники медицинских вузов. Проблема современной медицины, однако, в том, что не все из них клятву держат. Но сегодня у нас разговор с человеком, о котором я слышал только самые лестные отзывы от его пациентов и знакомых.

Не так давно я повстречал на улице своего старого приятеля и коллегу по работе в популярной в свое время газете. Спросил как дела. И в ответ услышал, что еще совсем недавно дела были очень плохи, но сейчас уже гораздо лучше. Оказалось, что его неожиданно поразила какая-то странная и очень неприятная болезнь желудочно-кишечного тракта. Врачи понимали, что нужна срочная операция, но никто из тех, к кому обращался мой приятель, не брались ее провести, поскольку не представляли, как и что нужно делать. И когда он уже совсем отчаялся, ему посоветовали обратиться к хирургу Лифшицу. И тот, к счастью, согласился помочь. Он сделал операцию и фактически вытащил пациента с того света.

Я порадовался за своего коллегу, но не удивился его рассказу, ведь знаком с хирургом Юрием Зиновьевичем Лифшицем много лет. Нас в свое время познакомил общий друг, прекрасный журналист и славный человек Григорий Каневский, сделавший с Юрием несколько отличных бесед. Как это и бывает в журналистской жизни, официальные отношения гостя редакции и ее сотрудников переросли у нас в дружеские. К сожалению, Гриша, который был намного старше нас, уже ушел из жизни. А мы с Юрой приятельствуем до сих пор, хотя и видимся нечасто, чему способствует и то, что уже не один год Юрий живет на два дома – в Киеве и Дюссельдорфе. И давно задуманное интервью с доктором Лифшицем я тоже все никак не мог осуществить. Однако встреча со спасенным им коллегой подвигла меня на то, что, проявив настойчивость, я договорился с Юрием о встрече.

И вот мы сидим с ним за столом в его кабинете в новом здании клиники «Оксфорд Медикал» в живописном районе киевских Березняков, где он с недавних пор является медицинским директором, пьем чай и начинаем разговор.

***

– Юра, ты ведь не киевлянин?

– Нет, я родился в Геленджике.

– О, только на свет появился и сразу же на курорт попал.

– Я там родился, потому что произошла вот такая история. После войны мой отец Зиновий Лифшиц вернулся в Краснодар. Не мог найти работу. Он тоже был хирургом. И после войны он уехал в «закрытый» город Челябинск-47. Был начальником медсанчасти в городе, где разрабатывали атомную бомбу.

– Он Лаврентия Павловича там случайно не встречал?

– Про него никогда не говорил. Работал там пять лет, а потом в 52-м году он поехал в Москву в отпуск. Решил – надо куда-нибудь выбираться из закрытого города, а то так вся жизнь пройдет и людей не увижу. В медсанчасти МВД встретил однополчанина и рассказал ему все. Тот ответил – я узнаю про все твои дела и встретимся в ресторане.

Пришел отец в ресторан, а приятель ему говорит: «Начинается «дело врачей». И у тебя есть три варианта. Или мы тебе меняем фамилию и имя, и ты получаешь хорошую должность в Москве, или ты остаешься у Курчатова и тебя скорей всего никто трогать не будет. А может быть лучше спрятаться где-то в глуши».

Это был 1952 год. Отец ответил, что род свой не предаст, менять фамилию и имя не будет. И «спрятался» в Геленджике. В том же году он познакомился с моей мамой Розой Марковной. Я родился в 1954-м. После смерти Сталина отец смог вернуться работать в Краснодар.

Мама тоже была врачом, терапевтом, специализировалась на гастроэнтерологии. Помню как-то мама пришла домой, рыдая, потому что у молодой девушки диагностировала рак желудка. Тогда еще не было никаких современных исследований, гастроскопии, а мама поставила ей точный диагноз и очень переживала.

– Значит, ты из медицинской династии, с детства вращался в медицинских сферах. Сразу хотел стать врачом? Или сначала пожарником или космонавтом?

– Тогда в моде были физики. Почти все мои друзья отправились в Москву учиться, в МФТИ.

– С пятой графой в МФТИ очень трудно было поступить.

– Ну я не знаю. Меня это все миновало, не соприкасался с этим явно. Знаешь, давай сразу об антисемитизме. Ты ведь все равно спросишь, ощущал ли я его. Верно?

– Спрошу.

– Что сказать, наверное, я из тех редких евреев, которым испить сию горькую чашу по большому счету не довелось. В юности ничего похожего со мной не было. Во дворе и на улице драк по «нацповодам» не случилось. В Краснодарский мединститут поступил легко. Здесь вероятнее всего сказался высокий авторитет моего отца и то, что он был другом ректора этого вуза. Наверное, единственное мое столкновение с юдофобией, да и то немного абстрактное, случилось, когда отец попросил своего старого друга Александра Алексеевича Шалимова взять меня к себе.

– Шалимов был выдающимся хирургом.

– Да, великим. Горжусь, что могу назвать себя его учеником.

– Причем, как мне говорили, любимым.

– Да, он ко мне относился очень хорошо. Я прошел его высокую школу. Учился, смотрел, наблюдал, начал оперировать под его чутким присмотром. Всякое бывало. Помню, прихожу за полночь после операции, а руки в синяках. Жена взволнованно спрашивает – что это? А это Шалимов во время операции меня своей тяжелой дланью хлопал по рукам – учил. Мы не обижались, даже гордились, поскольку все знали, что так он учил только того, про кого считал, что из него выйдет умелый специалист.

– Мы немного уходим в сторону от темы. Хочу спросить о твоей жене Оле. Насколько я знаю, вы познакомились в ситуации, которая часто обыгрывалась в кинофильмах.

– Ну да. Оля сломала руку. А для пианистки, ты сам понимаешь, что это такое. Пришла к нам в институт делать физиотерапию. Я случайно зашел в кабинет, тут мы и познакомились. Встречались где-то года полтора, а в 1980 году поженились. Марина у нас родилась через два года. К слову, ты ведь знаешь, что моя красавица-жена – украинка. У меня никогда и в мыслях не было такого, что жениться надо не по любви, а по национальному принципу.

Юрий Лившиц и Александр Шалимов

А чтобы завершить эту тему, расскажу, что когда, как я уже упомянул, отец попросил Александра Алексеевича взять меня к себе «чтобы подучился», Шалимов честно ответил: «Возьму, конечно. Научить – научу. Но карьеру он в Киеве не сделает, потому что здесь есть определенное негативное отношение к евреям».

Вот, собственно, и все, что могу сказать о личном опыте столкновения с антисемитизмом.

– 25 лет назад я брал интервью у Кравчука. Тогда прошло всего несколько месяцев, как он проиграл президентские выборы Кучме. И, должно быть, поэтому все еще был не очень весел. В ходе разговора затронули тему государственного антисемитизма в советские времена. Он сказал: «Это все задумали в Москве. Мы только выполняли указания». Тогда я его спросил: «Но почему же исполняли их с гораздо большим рвением, чем в Грузии или Прибалтике?». Леонид Макарович посмотрел на меня отстраненным взором и, не отвечая на вопрос, заговорил на другую тему…

Я все же думаю, что тебе с профессией повезло. Ну какой же идиот начнет говорить лечащему врачу что-то плохое о его национальности? «Дохтуров» же все боятся. Я знаю только один случай, когда пациент отказался от услуг хорошего врача по национальному признаку, и произошло это как раз в Германии. В 1930 году штурмовик Хорст Вессель, в честь которого впоследствии был назван нацистский гимн, как-то получил ранение во время чисто бытового конфликта. К нему привели умелого врача, но тот оказался евреем, и поэтому Вессель отказался от его услуг. Он лег в больницу, где «истинные арийцы» в белых халатах долечили его до заражения крови, от которого он и помер. Вот такой «задвиг» медицины случился.

И все же тебе удалось сделать себе имя в Киеве.

– Этому способствовало несколько факторов. Когда я попал к Шалимову, Институт только становился на ноги. Я пришел в отделение хирургии печени и поджелудочной железы. Александр Алексеевич оперировал все – сосуды, грудную клетку, желудок и т.д.

– Он кряжистый такой был…

– Да, крепкий. Но любимое дело у него было – хирургия поджелудочной железы, поэтому нашему отделу он всегда уделял большое внимание. Второй момент – он очень любил новое и всегда замечал тех, кто генерирует идеи. А я ему все время вбрасывал новые идеи. Третье – непосредственный мой руководитель профессор Земсков, знаменитый хирург-онколог. Он был генератором идей, направлял нас на поиск новых технологий. У нас все бурлило, кипело. Очень много дал мне Владимир Сергеевич Земсков. А потом я уже взял все – и какие-то хирургические навыки, и умение находить новые технологии. Шалимов все время был сильно занят, он все время спешил – то в Верховный Совет, то еще куда-то. Поэтому иногда выпадала удача заканчивать начатые им операции. Но он позволял делать это только тем, в ком был абсолютно уверен.

– А за счет чего Шалимов получил Институт? Был случай с профессором Шеверевым, известным офтальмологом, который спас жену Щербицкого от слепоты, и поэтому клинику ему построили.

– Шалимов был класснейшим хирургом. Он спас множество людей, в том числе кое-кого из начальства – вот его и выдвинули. И в данном случае весьма по заслугам.

Шалимов после войны попал в Брянск. Там они работали в одном отделении с Амосовым. Была жесткая конкуренция – все уже с опытом войны, состоявшиеся хирурги. А с Амосовым была особая конкуренция. Амосов в 1960 году Брянск на Киев поменял и уже институт создал, а Шалимов из Брянска в Харьков уехал. Эту историю я знаю со слов Александра Алексеевича. А случилось вот что. Заболела жена видного партийного бонзы, и ей поставили диагноз – рак поджелудочной железы. Но на консилиуме Шалимов сказал, что, по его мнению, это не рак, а воспалительное заболевание. Но все утверждали – рак. Этот начальник поверил Шалимову – тот ее прооперировал и женщине стало лучше. И тогда партаппаратчик сделал предложение Шалимову перебраться в Киеве. Здесь местная администрация чужака не приняла и ставила ему палки в колеса. Но он все же получил в свое распоряжение отделение хирургии на базе Медгородка.

– Тот партийный босс, помню, был очень влиятельным.

– Шалимов себя показал и добился чего хотел. Он создал одну из самых сильных хирургических клиник в СССР. А я, стоя рядом, проработал с ним 21 год.

– А про что была твоя кандидатская?

– У меня была особая техника как сшить, соединить оставшиеся части поджелудочной железы, чтобы меньше получить осложнений.

– Какой у тебя самый запомнившийся случай из практики?

– Шалимов горел трансплантацией, он первый в Союзе хотел сделать трансплантацию печени. Тогда в мире уже трансплантировали печень, поджелудочную железу, сердце. У нас же было послабее, но он хотел это сделать. Появилась технология трансплантации поджелудочной железы для лечения диабета – пересаживали часть поджелудочной железы, и чужая поджелудочная начинала вырабатывать инсулин. То есть тогда появилась новая технология трансплантации поджелудочной железы. Она имеет две функции – пищеварительную и диабетовую, когда вырабатывается инсулин. Пищеварительная – по трубке идет сок и попадает в кишку, а инсулин попадает прямо в кровь, он минует желудочно-кишечный тракт. Так вот французы придумали, что если запломбировать проток специальным полимером, то железа через стадию воспаления превращается в эдакую «подошву», и тогда не опасно ее пересаживать, а инсулярные клетки остаются. Для этого нужен был этот полимер. Его в Союзе производил только один завод. Купить его было невозможно, он стоил 30 тысяч долларов за 100 грамм. И мне дали первую тему – пересадка поджелудочной железы и я узнал, что в Ереване есть такой завод. А папина сестра была женой замминистра тяжелой промышленности Армении. Там сказали – пусть приезжает. Полимер этот был особенный, очень летучий. Рассказывали, что кто-то вез его, не с медицинской целью, дело было летом, что-то загорелось, остановили поезд. Поэтому я взял два холодильника, взял бутылки от шампанского. Думаю, ну как-то же надо привезти – мне тему дают.

Я приехал туда, приходим на завод к директору. Там стоят вагоны-канистры. Он говорит – бери сколько надо. Я говорю – мне в бутылочку отлейте, он говорит – нет, в бутылочку мы не отольем. В конечном итоге отлили мне эту бутылочку, я с ней приехал. Но не идет эксперимент. А тут оказалось, что в Киеве производят полимер – полиуретан. Я этот полиуретан использовал в своей диссертации. И тогда что запомнилось (и это помнят и Оля, и вся моя семья) – приходит один парень, у него травма и после этого желудочный сок тек на живот со свищом. Его надо было оперировать, сложная операция. И Земсков говорит – введи ему в этот свищ свой полимер, это же то же самое что проток. Я спрашиваю – прямо так? Земсков говорит – да, давай прямо так, он ничего не теряет. Я ему ввожу – он «полимеризовался» и выздоровел без операции. Мы за эту работу получили премию Ленинского комсомола.

Что еще запомнилось – прихожу домой (а я жил в общежитии в комнате с Пашей, будущим сосудистым профессором), а там стоит крестьянского вида женщина с курочкой. Мы, два ординатора, что едим? Макароны, утром банку молока – и спать. А тут – курица в благодарность. Мне и этот больной запомнился, и эта курица.

– А докторская твоя о чем была?

– По раку поджелудочной.

– Шалимов был жив еще тогда?

– Да, конечно. В 1994 году я защитился. С моей докторской была целая детективная история. Я ее написал еще в 1991-м и отдал одной дамочке печатать. Меня в это время брат пригласил в Канаду, в Торонто. Возвращаюсь, а эта машинистка исчезла. У нее какой-то любовник появился, короче, пропала с рукописью. Шалимов сказал – садись пиши заново. Он сам четыре раза переписывал диссертацию.

– У меня был один знакомый, его сын сейчас министр в Израиле. Я сделал с ним интервью, которое называлось «Человек, закрывший Советский Союз», потому что его кандидатская диссертация физмат наук была последней, которую утверждала ВАК СССР, после чего ее закрыли. Кстати, когда развалился Союз, ты возглавлял отделение?

– Нет, я был ведущий научный сотрудник, возглавлял Шалимов.

– Но он же был директором института.

Оперирует Юрий Лившиц

– Был, но формально еще и возглавлял отделение. А потом я создал одну из первых частных клиник «Биофармтех». После Канады у меня все перевернулось, я думал – жизнь проходит, почему я так живу, они там по-другому живут…

Как я создал эту структуру? Приехал шведский профессор к нам, мы принимали его всем отделением целый месяц. А потом от своей Академии наук он делает приглашение нам в Швецию на месяц, в 1991-м это было. И мы очень удачно приехали – только прилетели и на следующий день в Стокгольме случайно попали на церемонию приезда лауреатов Нобелевской премии. Нобель завещал, что сколько лауреатов, столько же и молодых девушек-парней студентов должно быть на церемонии. Идет вот эта толпа, 91-й год, мы из «темного» Киева приехали и смотрим на это зрелище. Мы вернулись в шоке. Шалимов-то видел, за границей бывал, он понимал разницу, а я в первый раз выехал. Я говорю – давайте частную клинику сделаем. Во-первых, чтобы деньги неофициально у пациентов не брать. Все врачи – заложники. Вот как хочешь – вырезай, не вырезай. Врачей тогда стали на взятках брать. Они официально получают очень мало, но живут на «черные» деньги. И все это знают. Я хотел уйти от этого, хотел сделать свою современную клинику с новейшим оборудованием. Тогда существовал концерн «Киев-Донбасс», был у нас спонсор. Он говорил – давайте возьмем в аренду, сделаем ремонт. Потом приехал, сказал – мы закупаем оборудование, берем в аренду этаж, а вы зарабатывайте деньги. Сделали клинику, это было в начале девяностых.

– Насколько я помню, ты уже возглавлял клинику и у тебя были планы ее расширять. И тут произошел типичный случай, когда украинская жена вытаскивает мужа по еврейской линии куда-то в Германию, Израиль или США. Ведь именно Оля была инициатором отъезда в Германию?

– Ей хотелось нормальной жизни, дочка росла. Марину провожал весь класс. Олю – ее коллеги из консерватории. Для всех эмиграция была тяжелым переживанием.

– Но как у тебя все случилось в Германии? У такого классного специалиста.

– Я приехал зрелым хирургом, выполняющим самостоятельно сложнейшие операции. Как в любой западной медицине, необходимо было пройти определенные ступени профессиональной линейки, чтобы выйти на такой же уровень, какой у меня был в Украине. Поэтому я себе поставил задачу – мне нужно было выучить с нуля немецкий язык. Я хотел изучать новые технологии, которыми владели немецкие специалисты, а для этого пришлось поработать и в реанимационном отделении, и в кардиохирургии, и в онкологии, и в клиниках, специализирующихся на других хирургических технологиях. На это ушло девять лет. И тут я понял, что я хочу и могу весь накопленный опыт и связи с крупнейшими медиками Германии применить в Украине.

– Давай отвлечемся от научной темы. Расскажи, что это у тебя за история была с Розенбаумом?

– Она произошла в начале девяностых в Киеве. Друзья пригласили меня на концерт Розенбаума. Он вышел, начал выступать. Но где-то в середине концерта зрители увидели, что по одной из штанин его джинсов растекается кровавое пятно. Из публики закричали: «Хватит петь, вы истекаете кровью!». Но он довел до конца концерт. И тогда друзья потащили меня за кулисы. Мы сели в машину и помчались в Институт.

Оказалось, утром Саша вышел из гостиницы, чтобы выгулять своего бультерьера Лаки, по дороге им попалась колли с хозяином. Лаки неожиданно кинулся на чужую собаку. Розенбаум попытался встать между ними, и ослепленный агрессией бультерьер сжал свои железные челюсти на ноге хозяина. Рана оказалась очень глубокой. Полночи я сшивал сосуды, наложил множество швов. На следующий день Саша смог выйти на сцену. Он гастролировал в Киеве еще несколько дней, и в каждый из них приезжал ко мне на перевязку, а мы с Олей приходили к нему на концерты.

С тех пор и дружим. Как-то он нас пригласил на концерт в Германии, засиделись после концерта до ночи. Последний раз, правда, виделись где-то в 13-м году.

– А еще каких знаменитостей ты лечил?

– Броневого.

– Его настоящая фамилия Факторович. Отец его знаешь кто был? Он был чекистом, поэтому и взял этот боевой псевдоним – Броневой.

– Он лежал в клинике, ему операцию на сердце делали. У него началась гангрена, некроз на ноге на почве диабета. А у меня эти технологии лечения ран разработаны, я их все время собирал. И тогда меня попросили ему помочь. Мне американцы оставили один прибор – попробовать как работает. Броневой уже был в солидном возрасте, уставший, после операции. Я начинаю делать ему перевязку, а он взрывается, кричит. Я ему говорю – вы, может, стихи почитаете? Хотел отвлечь его от неприятных манипуляций. Тогда метель была, я еле добрался с этим прибором. А он мне отвечает – вы знаете сколько стоит, когда я стихи читаю? Это он мне на перевязке говорит. Я был ошарашен и непроизвольно выпалил – а вы знаете, сколько стоит моя перевязка? И мы холодно расстались.

Через день опять перевязка, я приезжаю с аппаратом, настроение у меня напряженное. И вдруг он говорит: «Юрий, я хочу почитать вам Лермонтова». Я говорю – хорошо. Я готовил все на перевязку, она длительная, и он час по памяти читал. Такие замечательные стихи! «Как жаль, что Лермонтова не стало в 27 лет», – сказал Броневой.

– Ты когда-то сказал, что ты свое будущее видишь только в Украине. Ты не передумал?

– Отвечу так. Я недавно был на выставке в Германии – там самая большая в мире выставка медицины, проходит каждый год. И каждый год меня чем-то удивляет. Сейчас я покажу одну фотографию. Это робот, который делает все сам – колоноскопию, вены удаляет.

– Вы скоро не нужны будете?

– Я написал такую фразу: «Начало механической медицины».

– А не опасно ему доверять такую важную операцию? Вдруг в электронике что-то замкнет?

– Жизнь покажет. У робота есть датчик, он видит все границы, и он проводит операцию. Причем если врач по протоколу должен 1час 20 минут делать колоноскопию, то этот «паренек» – за 15-17 минут. И все!

– У нас этого долго еще не будет?

– Не знаю. Я видел разницу в том, как мы делаем операции и как они делают – по-другому. Мне хотелось все это сделать здесь, какие-то методики. Когда в «Борисе» работал, я был первым, кто привез в Украину методику аблации опухоли или вакуумтерапию.

– И ты решил перейти в новое дело? Ты теперь медицинский директор?

– Да.

– Это что-то типа главврача?

– Немного другое. Главврач – управленец, а я создаю медицинскую идеологию – направление, куда мы идем. Клиника уже 10 лет на рынке, но стационар, хирургия, реанимация, диагностика, где больные лежат – это совершенно новые технологии, привезенные нами с последних выставок.

– А что ты скажешь о состоянии медицины в Украине? Формально по Конституции нас должны лечить бесплатно, но на практике мы знаем, что этого давно нет.

– Я считаю, что собрал здесь лучших в стране специалистов и наладил серьезные связи с ведущими клиниками Германии. Поэтому, надеюсь, у нас все получится.

– Но у нас одно тянет за собой другое – низкая официальная зарплата врачей тянет коррупцию, прямое вымогательство. Как тебе нынешняя реформа?

– Никак. И некому делать эту реформу. Ее должны делать специалисты, а не менеджеры. Настоящие менеджеры в медицине учатся семь лет. У меня среди знакомых – целый ряд директоров, менеджеров крупнейших клиник в Германии, мы дружим семьями. Так эти люди учились по семь лет, это отдельная специальность, на нее поступить еще сложнее, чем на медицинский факультет, потому что они объединяют понятия медицины и экономики.

– Ты надеешься, что в «Оксфорд Медикал» что-то сможешь сделать?

– Здесь абсолютно новая клиника, очень понятный инвестор, он приезжал в Дюссельдорф на выставку. У меня стоит в операционной, в реанимации новейшее оборудование. Я привлекаю хороших специалистов.

– А цены здесь для кого приемлемы?

– Инвестор сказал так – мы в убытке, конечно, не должны быть. Но начнем с того, что на 30% дешевле, чем цена на рынке услуг.

– Ну удачи тебе. А как дела в семье?

– Оля раньше играла в театрах, в кирхах, у нее же в репертуаре больше классические программы. Но сейчас уже в основном дома. Здесь тоже много дел.

Марина окончила в Дюссельдорфском университете факультет информатики и искусства, семь лет проработала в крупной галерее. Сейчас в декретном отпуске.

– Да? И кто у вас из малышни?

– У меня внук Аран и внучка Анечка, очень славные ребятки. К слову, муж Марины Эрих – твой коллега, журналист, работает на телевидении. Так и живем.

– Юра, вот говорят, что хороший человек – это не профессия. А я за свою жизнь убедился, что без хороших людей в любой профессии трудно.

– Я тоже так считаю. И рад тому, что они в моей жизни были. Вот на днях мы хоронили Ивана Саввича Дьячука. Он такой мудрый, с сельскими корнями был человек. Когда я пришел в институт, он меня и другую молодежь поддерживал и опекал. Я все время опаздывал на пятиминутки. Шалимов проводил пятиминутки, а я всегда опаздывал. В последнюю минуту то машина не заправлена, то еще что-то… И Шалимов гремел – опять, опять ты! Он диктатор был. Саввич говорит – ну что же вы, это же Божий человек! И все смеялись, он переводил все в юмор. А когда родилась Марина, я снял квартиру однокомнатную на Борщаговке в большом доме с выбитыми стеклами. И мы с Пашей – ныне профессором и лауреатом госпремии – отскребали помет, там голуби жили. Разгребли помет, купили детскую кроватку. Жена приезжает из роддома, я на раскладушке, ребенку купили коляску. И вдруг звонок в дверь, приходят от Дьячука ребята и заносят стиральную машину – подарок, чтобы ребенку пеленки стирать. Я это помню и всегда помнить буду.

Все зависит от воспитания, культуры и человеческого фактора. И на этом все строится – и семья, и государство. Любимым изречением Шалимова, которое раньше мне давило на мозги, было: «Не думай, что ты самый умный, всегда найдется кто-то умнее тебя». А сейчас это мое любимое изречение…

***

«Мне, нерушимо выполняющему клятву, да будет дано счастье в жизни и в искусстве и слава у всех людей на вечные времена…» – это тоже слова из Клятвы Гиппократа. И они как раз о таких врачах как Юрий Лифшиц.

Вел беседу Михаил Френкель

источник https://jew-observer.com/vstrecha-dlya-vas/yurij-lifshic-ne-dumaj-chto-umnee-vsex-vsegda-najdetsya-umnee/